Бойцы поминают…

 

Признаться, не могу поймать себя на желании уединиться с томиком Пушкина или же, раскрыть в маршрутке стихи Александра Сергеевича. Да, велик, недосягаем, безмерно любим и многократно, по заслугам воспет. Словно, бронзовый Ленин, - добрый и странный, безусловно, любящий детей и читающий им свои сказки…

 

В роскошной дядиной квартире на полке дефицитной в Советское время Белобережской стенки среди разнокалиберных хрустальных бокалов жили два бюста. Блестящая балерина в розовой шапочке, замершая в самом безупречном фуэте и, безусловно, отличник – гимназист Пушкин за маленьким круглым столиком, глубокомысленно взирающий сквозь хрустальные рюмки на портрет Незнакомки Крамского, улыбающейся с соседней стены.

 

Наверное, они дружили, этот маленький гимназист и изящная балерина. Они могли бы рассказать всю жизнь дядиной семьи, от радости получения новой квартиры в середине семидесятых, до спешного бегства за границу в начале девяностых, «ради детей».

 

Маленького Пушкина и Балерину не кинули в печку, не пришлось Пушкину, вооружившись своим длинным пером защищать свою танцовщицу от Рюмочного короля, а также, преодолевать кордоны Российской Федерации...

 

Но, где же, «мой Пушкин», как писала о нём Марина Цветаева? Конечно, могу цитировать запомнившиеся с детства строки, общаясь со своим неугомонным Спышем но, подобно лакированным изящным туфлям, или идеально отутюженному костюму, они создают облик но, уже не столь волнуют кровь, как надрывное гитарное соло под окном. «И всё же, всё же, всё же, всё же», есть и мой Пушкин.

 

В раннем детстве ни одно из прочитанных мамой стихотворений не оставило столь сильного впечатления, как Песнь О Вещем Олеге. Картинка, столь поразившая шестилетнего мальчика внезапной трагедией: князь Олег, «презревший предсказания кудесника» «тихо на череп коня наступил и молвил, спи друг одинокий. Твой старый хозяин тебя пережил, на тризне уже не далёкой», а тут, «из мёртвой главы гробовая змея, шипя между тем выползала. Как чёрная лента вкруг ног обвилась, и вскрикнул, внезапно ужаленный князь…»

Внезапная трагедия главного воина, побеждавшего своих врагов с верным князем Игорем и Ольгой, да дружиной богатырей в кольчугах, стальных шлемах, с огромными мечами, а тут, подлая змеюка и, когда верного коня уже давно не было в живых... Обман, предательство и гибель… Трагедия разворачивалась на моих глазах и, ничем не мог я помочь герою князю Олегу.

 

Много тогда я спрашивал маму, кто такие волхвы и, почему им не нужен княжеский дар и, кто такой Перун и, почему он не спас князя, если знал, что произойдёт. Почему не сказал, «что смертию кость угрожала» и, почему не вызвали доктора? Где находится Цареград? И если бы была война, тот кудесник был бы за Красных или за немцев?..

 

Я был взволнован и поражён до самых уголков своей детской души. Во сне разговаривал с великим богатырём, старался его предупредить, спасти. Утром же, неистово стал повторять все запомнившиеся строчки. Конечно, раньше меня стихотворение запомнила мама, пока читала и рассказывала по дороге на работу но, «по всамделишному» могу сказать, что никто из дошколят не мог декламировать это «взрослое» стихотворение…

 

На сегодняшний день, Александр Сергеевич мне больше импонирует в интерпретациях Даниила Ивановича: «Лето 1829 года Пушкин провел в деревне. Он вставал рано утром, выпивал жбан парного молока и бежал к реке купаться. Выкупавшись в реке, Пушкин ложился на траву и спал до обеда. После обеда Пушкин спал в гамаке. При встрече с вонючими мужиками Пушкин кивал

им головой и зажимал пальцами свой нос. А вонючие мужики ломали свои шапки и говорили: «Это ничаво».

 

Низко бью челом тому, кто прольёт умиротворяющий бальзам: « Выпьем, няня, где же кружка? Сердцу будет веселей!»

 

Р.С.

Буду признателен и случайному путнику, присевшему со мной у чёрного камня и, не оставившему никакой оценки. Ибо, вспомнилось не спора для, а токмо, для сердца успокоения.